Усадьба Введенское

Усадьба Введенское (Россия, Московская область, Одинцовский район, Введенское) близ железнодорожной станции Звенигород

Усадьба недоступна для посещений, на её территории расположен санаторий «Звенигород»

Жители этих краёв уже давно забыли о соседстве с замечательной «подмосковной». Все знают и привыкли к тому, что рядом разместился санаторий «Звенигород», куда вход почитателям русской усадьбы заказан. Кажется, что Введенское, обязано своим возникновением одному лишь только вдохновению архитектора Николая Александровича Львова, но и сама природа приложила здесь руку, создав трогательный по красоте пейзаж. Возвышенное плато, над долиной Москвы реки, где раскинулся архитектурный ансамбль, постепенно понижается к запруженной речке Нахабне.

Описание усадьбы Введенское

План усадьбы Введенское

Главный дом

Флигели

Каретник

Служба

Церковь

Парк

Ось симметрии комплекса начатая подъездной аллеей, переходящей в прямоугольный coor d’honneur (фр.), образованный главным домом с г-образными крыльями и двумя флигелями, продолжается до русла реки широкой просекой.
С высоты господского дома, открывается панорамный вид на заречные окрестности: живописно расположенный город, одинокую главу Успенского собора, и на комплекс Саввинского монастыря-крепости, окружённых бескрайним волнующимся морем сосновых лесов.

За этот восхитительный вид, Введенское заслужило славу одной из самых красивых усадеб Подмосковья…
Ветви кедра — вышивки зеленым
темным плюшем, свежим и густым,
а за плюшем кедра, за балконом —
сад прозрачный, легкий, точно дым:
Яблони и сизые дорожки,
изумрудно-яркая трава,
на березах — серые середки
и ветвей плакучих кружева.

Эти строки Ивана Бунина в обрамлении капителей коринфских колонн есть ни что иное как «Окно» Маши Якунчиковой.
Церкви с посвящением Введения Пресвятой Богородицы во Храм существовали здесь исстари. Возможно, самая первая из них деревянная, упоминается в 1504 году.
Через полтора века Введенское, Першино тож находится в распоряжении боярина И.А. Милославского. При следующем владельце М.П. Головине сельцо вырастает до села. Во второй половине XVIII века (1769 г.) вотчину приобретает обер-гофмаршал Н.М. Голицын, хозяин близлежащих Вязём. Но отстраивалось Введенское в самом конце XVIII столетия, когда Павел I преподнёс усадьбу своей фаворитке Екатерине Николаевне Лопухиной.
А.Н. Греч и М.А. Ильин совершенно точно приписывали авторство этого шедевра эрудированному Львову, но документально оно было подтверждено только в конце 1970-х гг. — Н.И. Никулиной, исследовавшей творчество прославленного зодчего.
Львов, много строивший в окрестностях Петербурга и на своей малой родине в Новоторжском уезде, успел кое-что создать и в Московии. Комплекс усадьбы Введенское, едва ли не единственно-уцелевшее во всём Подмосковье достоверное произведение архитектора, кроме Вороново, уничтоженного пожаром в 1812 году, и одного-двух предположений.
Дом-дворец, первоначально возведённый из дерева, в 1912 году последним владельцем имения перестраивается в кирпиче, с некоторым изменением пропорционального строя и декоративного оформления. И это не единственное изменение замысла Львова: открытые колоннады, соединявшие дом с боковыми крыльями, превращаются в застеклённые галереи; а в 1928 году над ними словно монолит вырастает второй этаж. Всё это в значительной степени снизило художественные достоинства дворца, лишившегося с просветами колоннад своей эфемерной легкости и слитности с окружающей природой.
Не смотря на утраты ансамбль Введенского оставляет неизгладимые впечатления, вот только насладится этой красотой может далеко не каждый…

Архивные материалы (фотографии, чертежи) усадьбы Введенское

1.	2.	3.	4.
5.	6.	7.	8.

Дворец в усадьбе Введенское

Вид на дворец со стороны парка

Церковь в Введенском, иконостас

Церковь в усадьбе Введенское

Усадьба Введенское. План, фасад. Обмеры А.М. Харламовой, 1957

Введенское. Фото А.А. Александрова, 1964

Усадьба Введенское. Фото И.С. Кузнецова, 1920-е гг.

Церковь в усадьбе Введенское. Фото А.М. Дианова, 1930-е гг.

Персоналии

Светлейший князь Петр Васильевич Лопухин

Светлейший князь П.В. Лопухин, 1755—1827, сын майора Василия Алексеевича от брака его с Хоненевой, начал службу в 1769 г. прапорщиком в Преображенском полку; в 1775 г. был уже капитан — поручиком , а 25-и лет, 2 года спустя, полковником и «определен и статским делам», при чем в 1779 г. назначен С.-Петербургским обер-полицеймейстером. Заслужив расположение Императрицы, в чине бригадира, он был переведен в 1785 г. губернатором сначала в Тверь, а затем, пожалованный в генерал-майоры, назначен в 1784 г. губернатором в Москву, отсюда в 1795 г. перемещен генерал-губернатором в Ярославль, будучи уже генерал — поручиком. До сих пор, по словам современника, он «продолжал службу мерным шагом». Но со вступлением на престол Павла I «счастье улыбнулось» ему: «слепой случай — и второстепенный сановник сделался первым в государстве». Император влюбился в старшую дочь Лопухина, Анну, и почести и награды посыпались на отца, поощрявшего это увлечение. Пожалованный в тайные советники и сенаторы, в 1798 г. Лопухин был назначен генерал — прокурором ; 7 Ноября 1798 г. получил Андреевскую ленту, затем Анну 1-й ст. и Мальтшский орден большого креста с брильянтами, чин действ. тайного советника; 19 Января 1799 г. возведен в княжеское достоинство, 22 Февраля получил титул «светлости» и княжеский герб с девизом «Благодать». 11 Марта получил придворную ливрею и староство Корсунь, Невской губернии. Хитрый царедворец, зная причудливый нрав и переменчивость расположения Государя, не лелеял дольше искушать судьбу, и 7 июня 1799 г. испросил увольнение от всех дел, при чем памятью его генерал — прокурорства остался указ (19 Ноября 1798 г.) об освобождении от телесного наказания людей, имеющих более 70 лет . В царствование Александра I, в 1801 г., Лопухин был назначен членом Государственного Совета, затем в 1805 г. министром Юстиции, в 1810 г. председателем департамента, а с 25 Мая 1816 г. и до конца жизни состоял председателем Государственного Совета и Комитета Министров, при чем с 50 Августа 1814 г. состоял в I классе.
Князь Лопухин скончался 6 Апреля 1827 г. и похоронен в родовом своем имении близ г. Порхова. Был женат на Прасковии Ивановне Левшиной, от которой имел 5 дочерей, а 2-м браком — на Екатерине Николаевне Шетневой (1 сын и 5 дочерей).
Высокого роста, красивый, Лопухин имел большой успех у женщин и до старости не оставлял волокитства: дамы всегда могли сделать через него многое, зато некрасивая, вечно судившаяся княгиня Е. Р. Дашкова изображает его человеком «Фальшивым, скрытным и мстительным»; другие говорят, что он имел «нрав пылкий, но сердце доброе, быстрое соображение и навык в делах». Он был другом Аракчеева и не ладил с Кутайсовым, которому всецело был обязан, ибо Кутайсов первый указал Государю на А. П. Лопухину. Хитрый эгоист, он умел показать свое великодушие; когда однажды, по его же жалобе, Кутайсова велено было сослать в Сибирь, он на коленях вымолил ему прощение, хорошо зная, конечно, что сиятельный брадобрей, без которого Павел не мог жить, так далеко все равно не уедет, а, вернувшись, может ему повредить. Чтобы застать Государя в хорошем расположении духа, Лопухин ездил во дворец с докладами в 6-м часу утра. Чуждый мелочного высокомерия, всегда более интересовавшийся материальными выгодами, он говорил, что «природа всех на свет равно производит, и титул светлости не просвещает ума, не греет на морозе, не делает светлее темную комнату, а только дает повод думать о нем хуже». Князь И. М. Долгорукий делает меткую ему характеристику: «Эгоист по характеру и чувству, равнодушный к родине, престолу и ближнему, он и добро и зло делал только по встрече, без умысла и намерения; кроме себя, ничего не любить, кроме своего удовольствия, ничем не дорожить, покупая оное всеми средствами, без разбора их качества».

(С портрета Боровиковского; собственность светлейшего князя Н. П. Лопухина-Демидова, м. Корсунь, Киевской губ.)

Прасковья Ивановна Лопухина

П.И. Лопухина, 175… —178…, первая жена генерал-майора, впоследствии действительного тайного советника I класса и светлейшего князя Петра Васильевича Лопухина, была дочерью полковника Ивана Фомича Левшина. Мать её, Анна Ивановна Левшина, рожденная княжна Львова, пользовалась большим уважением в обществе и при дворе Павла I. О самой Прасковье Ивановне Ло¬пухиной, матери известной любимицы Императора Павла, княгини Анны Петровны Гагариной, сохранилось очень мало сведений. Выйдя замуж за П. В. Лопухина, она имела от него трех дочерей: Анну (род. 8 Ноября 1777 г.), Екатерину (замужем за Г. П. Демидовым) и Прасковью (р. 1784 г., 25 Апреля 1870 г.; за графом П. И. Кутайсовым). Умерла она рано и не была свидетельницею возвышения своей семьи, благодаря чувству Павла I к её старшей дочери.
По свидетельству князя И. М. Долгорукова, автора «Капища моего сердца» Прасковья Ивановна Лопухина «была милая и пригожая женщина». Познакомившись с нею в Твери, где муж её был губернатором в 1783 г., Долгоруков влюбился в хозяйку, которой было «с небольшим 20 лет», просрочил отпуск, забыл про дела и хотя после никогда уже не встречался с нею, но, узнав о её смерти, «искренно тужил о ней и вспоминал приятные те часы и слишком краткие, кои проводил с нею».

(С портрета Боровиковского; собственность светлейшего князя Н. П. Лопухина-Демидова; м. Корсунь, Киевской губ.)

Лопухина Анна Петровна

Княгиня А.П. Гагарина (урожденная Лопухина), 1777—1805, дочь сенатора Петра Васильевича Лопухина и первой его жены, Прасковьи Ивановны Левшиной, родилась 8 Ноября 1777 г. В детстве лишившись матери, она воспитывалась под наблюдением мачехи, Екатерины Николаевны, рожденной Шетневой, женщины малообразованной и далеко не безукоризненной репутации. Не будучи в строгом смысле красавицей, небольшого роста и не грациозная, Анна Петровна Лопухина имела очаровательную головку, с огненными черными глазами, черные как смоль волосы и брови, прелестный рот и ослепительной белизны зубы, и чрезвычайно мягкое и доброе выражение лица; немного портил ее только неправильной формы нос. Появление ее в 1797 г. на торжествах в Москве, по случаю коронации Императора Павла, сопровождалось большим успехом и остановило на ней внимание Государя. Этим не замедлила воспользоваться придворная партия, которая, с Кутайсовым во главе, преследуя личные выгоды, стремилась отдалить Императора от фрейлины Нелидовой и ослабить влияние Императрицы. Государю шепнули, что молодая Лопухина „потеряла от него голову, и это усилило, произведенное ею на него впечатление. Возник вопрос о приглашении семейства Лопухиных в Петербург, и Кутайсов взял на себя роль «негоциатора» в этом деле. Переговоры его с отцом и мачехою Анны Петровны привели к желаемому результату и, несмотря на противодействие Императрицы Mapии Федоровны, Лопухины переселились в 1798 г. в Петербург, и все семейство было щедро осыпано царскими милостями. Анна Петровна назначена была камер-фрейлиной, мачеха ее была пожалована в статс-дамы, а отец назначен генерал-прокурором, членом Государственного Совета и возведен 19 Января 1799 г. в княжеское достоинство со всем нисходящим потомством, а 22 февраля получил титул светлости и герб с девизом ,,благодать“ (русский перевод еврейского слова «Анна»). Должность камер-фрейлины обязывала Анну Петровну постоянно находиться в свите Императрицы и сопровождать царскую фамилию во все загородные резиденции, где ей отводилось особое помещение. Благодаря этому, император мог видеться с нею ежедневно. Анна Петровна не только не разделяла его чувств, но даже решилась объявить ему, что она давно уже любит князя Павла Гавриловича Гагарина. В порыве рыцарского великодушия император тотчас же вызвал его из Италии, где он состоял в чине майора при армии Суворова, произвел его в генерал адъютанты и дал свое согласие на брак с Лопухиной. Свадьба, однако, долго откладывалась и состоялась лишь 8 Февраля 1800 г., в присутствии императора и всего двора. Чувства императора к княгине Гагариной не изменились и после ее замужества, и это давало повод к постоянным сценам и ссорам между ними.
До самой своей смерти Павел не изменил своей страсти к княгине Гагариной; был искренне привязан к ней, считал ее единственным своим другом и отдыхал у нее от занятий и волновавших его треволнений. Именем ее назывались корабли; это же имя красовалось на знаменах гвардии. 25 лет от роду княгиня Гагарина была уже статс-дамой и кавалерственной дамой ордена Св. Великомученицы Екатерины I класса и ордена Св. Иоанна Иерусалимского, который до нее имела лишь одна женщина, графиня Литта, рожденная Энгельгардт.
Замечательный такт и скромность, никогда ее не покидавшие, несомненно облегчили княгине Гагариной ее трудное положение в свете и при дворе. Княгиня Гагарина, рожденная, как кажется, более для тихой семейной жизни, всегда старалась держаться в стороне от придворных интриг. Влияние ее на императора сказывалось лишь в раздаче почестей и наград и представительстве за впадавших в немилость лиц; но и тут, не обладая ни достаточным умом, ни образованием, она действовала не убеждением, а прибегала к чисто детским уловкам, плакала и дулась, пока не достигала желаемого.
По воцарении Александра I, князь П.Г. Гагарин был назначен посланником при дворе короля Сардинского, и княгиня Анна Петровна последовала за мужем в Италию, где они пробыли два года. 25 Апреля 1805 г. княгиня Гагарина скончалась от чахотки, после родов, всего 28 лет от роду. Тело ее было предано земле в Петербурге, в Лазаревой церкви Александро-Невской лавры.

(С миниатюры, принадлежащей Ф.А. Головину, Москва)

А.Н. Греч «Введенское»

За Уборами — Иславское, бывшее имение Архаровых; здесь дом сгорел; остался только парк по берегу Москвы-реки да кое-какие сохранились старинные службы. Еще выше — Успенское Морозовых с домом в виде замка, как в Усове или Подушкине. По-видимому, это не случайное явление, а определенный стиль. Эта модернистическая архитектура связана с художественными запросами нового, передового купечества, начавшего сосредоточивать в своих руках дворянские земли и даже воздействовавшего на вкусы представителей высшего общества. Но и дворянское искусство в свою очередь влияло на буржуазию, будучи нередко источником для подражания. И не случайно строят Пыльцовы дом в Любвине, напоминающий Елисаветинский павильон в Покровском-Стрешневе, не случайно возникают палладианские «Липки» Алексеевых, ряд дач и особняков неоклассического стиля на Каменном острове под Петербургом и такие же виллы в Крыму. Вот почему неудивительно, что рядом с Успенским в другой усадьбе Морозовых стоит незадолго до войны построенный дом с колоннами, хорошо подделанный под «классическое» дворянское гнездо. В Аксиньине усадьбы нет. Здесь сохранилась только большая двухэтажная церковь XVII века.

Неподалеку начинается уже холмистая местность, пересеченная оврагами, поросшими кустарником. Прихотливо извиваясь, течет навстречу река в широкой долине. И на далеком просторе, по берегам ее, на обрывах, одетых лесом, снова белеют помещичьи дома и старинные храмы — Поречье, Введенское, живописно разбросанные дома Звенигорода, собор на Городке, колокольни и башни Саввина монастыря.

Поречье как-то видно отовсюду — длинный двухэтажный дом, украшенный посредине колонным портиком под треугольным фронтоном, как всегда. Он кажется нарядным издали; верно, потому, что белой лентой красиво оттеняет он крутой берег реки, где в лес давно превратился уже одичавший парк. Вблизи же скучными и монотонными кажутся длинные крылья дома, неудачными представляются пропорции колонн. Точно строил здесь малоумелый провинциальный зодчий начала XIX века.

Отделки и росписи сохранились внутри только на лестнице; здесь колонны и пилястры несут арки, поддерживающие потолок; ступеньки двумя маршами торжественно ведут на площадку, где, слившись в один, — приводят они к дверям залы. Куда-то исчезла вся мебель — в одной лишь комнате лежат груды обломков, в которых можно узнать остовы кресел и столов красного дерева и карельской березы, дверцы шкафов, ящики комодов, спинки диванов. Мебельный хлам этот брошен. Он никому не нужен. Ежегодно сменяются в Поречье хозяева — и, думается, недолго, верно, простоит этот белый барский дом, видимый отовсюду, и с колокольни Саввина монастыря, и с Городка, и с шоссейной дороги на Вязёмы.

Есть места, овеянные поэтическими воспоминаниями. Есть места, попав в которые, сразу вполне ясно представляется та почва, на которой произрастали побеги неумирающего искусства. Что-то значительное и глубокое, связанное с русской культурой, родилось или развивалось в Введенском. Ведь здесь бывали и жили Чайковский, Чехов и многие художники еще недавнего прошлого. На высоком пригорке дом. По крутому откосу, обрамленному деревьями парка, спадает затененная просека. Стены и колонны дома, полускрытые пригорком — в прозрачных розовых отсветах последних догорающих солнечных лучей. Ярко пламенеют в еще светлом небе облака. Огнями блещут стекла в окнах, точно в доме праздник или, может быть, пожар? И, стоя внизу перед этой картиной, вдруг вспоминаются холсты Борисова-Мусатова. Ведь именно этот дом в Введенском излюбленным мотивом проходит в его живописных образах. Именно Введенское — декорация для мусатовских девушек, нереальных, призрачных, как марево.

Из окна второго этажа обратный вид — зеленые кроны деревьев, блеснувшая отраженным световым облаком заводь старого русла реки, лес в туманной сизой дымке, горящие золоченые купола и белеющие башни Саввина монастыря, а в небе уходящие дождевые тучи. Этот вид в обрамлении капителей коринфских колонн — не что иное, как «Окно» М.В.Якунчиковой.

А мотивы деревенской околицы, освещенной последними догорающими лучами солнца, унылые под серым дождем лесные вырубки — разве это не темы левитановских картин, написанных именно здесь, в Звенигородском уезде. Многое можно даже узнать — морозов-ский дом в Успенском, в тумане моросящего дождя, или холмистую местность около монастырского скита. Звенигород и его окрестности — не только Швейцария и Америка, как окрестили их туристы, но также русский Барбизон. И на смену Левитану, Мусатову, Якунчиковой приходят Шиллинговский и Крымов. Так красочна и вдохновенна здесь природа, так сильно тут притяжение старого, отжившего, но все еще прекрасного искусства.

Введенское как-то никогда долго не держалось в одних руках. Оно было выстроено в XVIII веке отцом фаворитки Павла I, [кн.] П.В.Лопухиным. Усадьба была отстроена хотя частично и в дереве, но с дворцовым размахом, как это и приличествовало настоящему магнату. Старый дом был деревянный — его не так давно сломали, и на его месте последний владелец Введенского, граф Гудович, возвел почти такой же — каменный. На двор выходит фасад с лоджией; перед ней терраса, образуемая полукругом колонн. Две низкие галерейки приводят к флигелям — старым, неперестраивавшимся, в плане образующим букву «Г». Они скромно и изящно, но не совсем одинаково украшены колонными портиками на скошенном углу и лепными панно с изящной орнаментацией конца XVIII века. Перпендикулярно главному дому, охватывая двор, стоят еще каменные павильоны в кустах разросшейся сирени. В них центральные окна обрамляют колонны, а стены разнообразят сочные карнизы и выступы. Cour d’honneur порос травой, в этом — чарующее своеобразие, необходимая патина времени, сблизившая природу и искусство. На обрыв выходит другой фасад дворца в Введенском — с величавым шестиколонным портиком коринфских колонн. С двух сторон вели к нему отлогие пандусы, слегка закругленные, со статуями на постаментах. Торжественным архитектурным аккордом казался этот фасад.

Музей находился в бельэтаже дома; сюда попали мебель, фарфор, картины, бронза из многочисленных усадеб Звенигородского уезда.

Здесь было немного вещей, представлявших в отдельности выдающийся художественный интерес. Но взятые вместе в своем ансамбле гостиной карельской березы или кабинета красного дерева, эти вещи давали стильное наполнение комнатам, превосходно уживаясь в своих новых, музейных, уже не бытовых интерьерах. В своем месте рассказано об этом музее, но не рассказано то ощущение старинной, традиционной, неспешной культурности, о которой свидетельствовали все эти вещи, еще раз, правда ненадолго, собранные вместе. Давно умершие люди, запечатленные на старых портретах, еще раз сошлись в залах и гостиных дома в Введенском.

Рука художника создала не только главный дом. Она коснулась и других построек усадьбы. Здание хозяйственного двора с портиком ионических колонн соответствовало все тому же широкому размаху. И по стилю своему, и по времени постройки Введенского очень близки к постройкам Петровского. Точно работали и здесь и там по проектам одного и того же неизвестного, скорее всего петербургского мастера. Может быть, это был Кваренги. Есть что-то роднящее дома в Петровском и Введенском с Английским дворцом в Петергофе.

В церкви старой лопухинской усадьбы — типично классической, но еще не ампирной, с круглящимися углами, колонными портиками и круглой, колоннами же обведенной колокольней — звучат отклики архитектуры Старова или даже скорее Львова. Несколько наивен в ней шпиль, завершающий колокольню, напоминающий протестантские кирки и уже издали видимый на подступах к усадьбе, в которую ведет со стороны шоссе прямая, по оси дома ориентированная въездная дорога-аллея. В парке, преимущественно липовом, английском, по-видимому, не было никаких «затей» — или не уцелели они, если не считать только маленькой оранжерейки, украшенной по фасаду полуколонками с египетскими капителями пальмовидного характера. Египетский мотив этот в какой-то пропорции свойствен вообще классической архитектуре и в частности ампиру. И вспоминаются египетские темы и мотивы в архитектурных фантазиях Пиранези, в альбомных композициях Т. де Томона, а также некоторые «египетские» сооружения в усадьбах — домик и оранжерейный зал в Кузьминках, столовая в Архангельском, пристань в Ахтырке.

Теперь в Введенском совпартшкола. На дворе перед домом, вместо прежнего луга, разбиты цветники и трава кругом подстрижена. А при входе надпись «Вход воспрещается». Может быть, она сохранилась здесь от дореволюционного времени? Только твердый знак отсутствует в ней. А впрочем, усадьба, несмотря на эту отгороженность одной своей части, — проходной двор теперь. В нее врезалась Звенигородская ветка, и рядом с церковью выросла станция. А еще в 1923 году здесь было совсем тихо и лежали на лугу копны сена.

В 1916 году на посмертной выставке Мусатова в небольших комнатах салона Лемерсье 14 на многих холстах в тумане утренних зорь и в отблесках закатов выступали среди деревьев парка белые дома с колоннами — Зубриловка и Введенское. В 1905 году прелюдия разрухи в последний раз осветила Зубриловку зловещим заревом пожара. А четверть века спустя из Введенского были изгнаны последние поэтические звуки и образы…

…Вечерами горела лампада перед иконой над аркой ворот. С высокой колокольни в отмеренные интервалы били часы колокольным звоном. Разносились звуки по реке — и снова тихо текла ночь. Так было много сотен лет. Вместо деревянного собора появился каменный XVI века, с перспективными порталами и чудесными фресками внутри, вместо первоначального тына — белые стены с башнями, со святыми воротами под орлом. Другие храмы, барочная, в несколько ярусов колокольня, кельи, дворец для остановок царя Алексея заполнили монастырь внутри, где по обету, по завещанию находили место своего вечного успокоения бояре и окрестные помещики. Царские портреты, кресло Алексея Михайловича, обитое чудесной парадной тканью, иконы, дорогая утварь вкладов, шитье и книги наполняли церковь и ризницу монастыря. «Дивный» колокол ударял к вечерне и обедне — и каждый набожно крестился, услышав призыв к молитве, такой торжественный и величавый. Колокол славословил небо. А потом, после 1917 года, как в далекую старину, был арестован колокол на несколько лет — слишком волнующим казался его голос. Тогда в эти годы разместился в монастыре музей из Введенского, пополнившийся монастырскими вещами — церковной стариной, планами и чертежами, старинным оружием, палатой XVII века и домовой церковью с прелестным иконостасом. Кругом же сутолока и шум московских бульваров и улиц, привезенные домом отдыха, полуголые тела московских папуасов, пошлые речи с эстрады, как и однодневные карикатуры на заборах. И еще одно воплощение. В [нрзб.] привезенные сюда беспризорные, вакханалия безумств малолетних преступников, разбивших и разрушивших все что можно, начиная от стекол, кончая могилами кладбищ. Шутовской крестный ход, насилия, даже убийства. Но зато не осталось в Москве к 10-й годовщине 1917 года больше беспризорных. Отсюда путь их в Николо-Угрешу, а потом в [Соловки] — своеобразное паломничество по русским святыням! И снова дом отдыха, снова музей, правда, урезанный. И только ночью, когда все стихает, струятся из архитектуры какие-то иные, старые флюиды. Как прежде, как всегда, опадают лепестки цветущих яблонь, неумолчно стрекочут кузнечики, отбивают четки времени безразличные башенные часы.

Введенское, как и Поречье, видно отовсюду. С колокольни Саввина монастыря притягивает оно взоры своим белым пятном, прерывающим на горизонте кромку леса. В другой пролет звона видно Поречье. А за монастырской слободкой на берегу реки луга и леса, там позади Озерня, имение Голицыных, с парком, разбитым среди многочисленных водоемов. На западе и на севере — Кораллово, Ершово, Сватово. Их не видно. Их присутствие только угадывается. К живописному уездному городку, весной благоухающему сиренью, тянутся эти, здесь так щедро рассыпанные усадьбы, связанные общим духом,

общим бытом и общей красотой. С колокольни вид на много верст кругом. Расстояние скрадывает детали, разрушений не видно — все точно осталось по-прежнему и не изменился ландшафт. Да, после 1917 года русскую усадьбу следует смотреть на расстоянии. А после 1930 года — не одними ли только глазами памяти?

Усадебный парк

Введенское. Усадьба создана на рубеже XVIII и XIX вв. по заказу князя П. В. Лопухина по проекту архитектора Н. А. Львова. С середины 1860 по 1884 г. усадьба принадлежала отцу художницы М. В. Якунчиковой. Сохранился жилой комплекс, в котором в настоящее время помещается дом отдыха. Хорошо сохранился парк с центральной осевой планировкой. К партеру ведет березовая аллея. Партер с фонтаном и изгородью из стриженого кизильника блестящего. Туя западная образует параллельные ряды в партере. Перед фронтоном здания и сзади него — ряд ели колючей и ее голубой формы. По обеим сторонам партера — группа старых экземпляров сибирской лиственницы, клена ясенелистного и серебристого, гордовины канадской, чубушника девичьего, татарской жимолости, розы сизой и сирени венгерской. Лесопарковая часть постепенно переходит в смешанный лес по крутому склону к р. Нахабне. В создании лесопарка участвуют: клен полевой, клен остролистный, дуб, липа, вяз, ель и сосна. В подлеске— крушина, малина и бересклет. Местных видов в парке 12, янтродуцированных — 16. Уход за парком удовлетворительный, состояние насаждений хорошее. В качестве маточников для сбора семян в парке можно использовать такие обильно плодоносящие растения, как клен серебристый и гордовину канадскую. Рекомендуется сохранить существующую планировку и имеющийся ассортимент.